Нравственность и религия в принципе не связаны друг с другом, но у конкретного верующего индивида, особенно религиозно воспитанного с детства, могут коррелировать. Отказ от религии он может истолковать как отказ от нравственности. Отсюда и знаменитая формула Достоевского «если Бога нет, то всё позволено».

И действительно, если верующий убеждён, что нравственность тождественна его религиозности, то очевидно: разуверься он, и его нравственность может деформироваться. Но подобная корреляция нравственности и религиозности характерна именно для религиозных людей. А в отношении атеистов не работает, ибо атеист обычно понимает: нравственность — это одно, а религия, в догмы которой он не верит, — совсем другое. С другой стороны, фанатизм и начинается тогда, когда что-либо ставят выше нравственных норм, вкореняемых в обществе. Когда эти нормы начинают исправлять во благо чьих-то авторитетных мнений, противопоставляя, тем самым, нормы малой группы нормам большого общества. Когда сопереживание и сострадание подменяются рациональными соображениями или иррациональными верованиями. Бывает ли плохим воспитание? Бывает. Но плохое воспитание не лечится хорошими словами, в том числе религиозными. Как раз наоборот: дефекты воспитания лишь прячутся под хорошие слова и вместо обычного негодяя, поведение которого прозрачно для всех, мы видим почитаемого окружающими святошу-фанатика, оправдывающего своё негодяйство высокими мотивами. Лучше бы он остался просто негодяем. Как пишет Л. Митрохин: заветному богословскому утверждению, что без Бога нет нравственности , можно противопоставить другую и, на мой взгляд, более убедительную формулу: Если есть Бог, то все позволено . Иначе говоря, ссылка на непререкаемую волю Бога позволяет в качестве нравственного представить самое тяжкое преступление. И тогда искренний верующий оказывается более беззащитным, чем свободомыслящие скептики и безбожники, поскольку авторитет Церкви парализует его колебания и сомнения в аутентичности толкования божественных предписаний .

Недаром гениальный немецкий философ Иммануил Кант, убеждённый христианин, кстати сказать, отказывался признавать первенство религии над нравственностью и напротив, полагал, что именно мораль первенствует над религией, оправдывает её.

Никакие мотивы не могут служить обоснованием следования моральной норме, это следование, безусловно. Даже любовь к Богу. Не говоря уже о желании райского блаженства или страха перед адом. Только признание самой моральной нормы как категорического императива, то есть безусловного руководства к действию, делают человека вообще нравственным, по Канту. Индивид же с другими мотивами в моральной сфере даже не безнравствен, а попросту нравственно невменяем. Хотя отсюда не следует, что такой человек должен быть непременно мерзавцем. Нет, он может даже любить ближнего. Но он – нравственно невменяем, поскольку его мотив лежит за пределами следования нравственной норме.

Я же думаю, что представление о том, что всё может быть позволено (кому бы то ни было), или о том, что человек руководствуется в своей жизни соображениями соответствия норме, сами по себе лишены оснований, исходят из очень сомнительной установки о чисто рациональной природе принятия человеком решений.

В реальности, думается мне, позволено человеку ровно то, что определяется сложившимися стереотипами восприятия окружающей действительности и реагирования на неё. И верующий, и атеист ориентируются в мире не как угодно, а так, как они сформировались и в конкретных социальных и исторических рамках. Свободный выбор имеется, но спектр решений, из которых реально осуществляется выбор (в отличие от решений чисто воображаемых, которые есть и могут даже осознаваться, но которые всерьёз и не рассматриваются данным индивидом) вовсе не беспредельный, а довольно-таки узкий и ничего таинственного или катастрофического там не происходит.

Да, бывают моменты личностных кризисов, когда спектр несколько расширяется, но и тут нет свободы произвольного выбора; возможны тяжёлые психические заболевания, но это — редкость.

Подпасть под чей-то непререкаемый авторитет, в силу чего совершить не свойственное обычно действие тоже может кто угодно – и верующий и неверующий, религия тут неспецифична. Однако эксперименты с гипнозом показывают, что даже в состоянии транса человека сложно заставить совершить действие, к которому он был до того категорически не склонен. Поэтому и верующие, и атеисты могут спать спокойно: для нравственности, для свободы в реальной, а не фантастической жизни бояться надо не отсутствия или наличия Бога, а чрезмерно выпитых алкогольных напитков или наркотиков, которые растормаживают психику и могут действительно привести к неприятным последствиям для нравственности и свободы индивида — как экзистенциальной, так и юридической. Так почему же эти, на мой взгляд, вполне очевидные соображения, не усваиваются множеством верующих, почему они с упорством, достойным лучшего применения, стремятся представить атеистов лишёнными не религиозности (с чем бы любой атеист согласился), а именно нравственности или, по крайней мере, представить нравственность атеистов чем-то ущербным?