Полное и окончательное возвращение святынь рассматривается РПЦ как символ восстановления прежней мощи.

Не утихает конфликт, связанный со знаменитой «Троицей» Рублева. РПЦ настаивает на том, что икона нужна для совершения праздничных богослужений в Троице-Сергиевой лавре. Искусствоведы возражают: древняя икона слишком хрупкая, чтобы возить ее туда-сюда между Третьяковкой и Лаврой. А тем временем в Петербурге разгорелся еще один скандал, тоже связанный с иконой. Оказывается,

в одном из храмов епархии висел образ Матрены Московской с товарищем Сталиным в полный рост, правда, без трубки. Согласно современному апокрифу, тот якобы советовался с блаженной – отдавать ему Москву злому ворогу или нет.

Патриотичная Матрена отсоветовала, и вождь остался в столице. Казалось бы, что общего между двумя этими скандалами, кроме того, что в обоих фигурируют иконы? Общее, однако, есть.

Конфликт с «Троицей» не является чем-то новым. Это рецидив противостояния церкви и светской культуры, которое длится уже второе десятилетие. В катаклизмах отечественной истории прошлого столетия было уничтожено множество православных святынь, а те, что чудом уцелели, нашли себе место в музеях. Когда богоборческая власть сошла на нет, церковь стала настаивать на возвращении святынь. Музейщики сопротивлялись: возвратить следует лишь то, что можно хранить в обычных условиях. Древности же нуждаются в профессиональном присмотре. Поначалу верх одерживали музейщики, но постепенно церковь усиливала свои позиции в споре.

Все теснее становились ее отношения с государством, все чаще то выступало на ее стороне. После возвращения Рязанского кремля РПЦ почувствовала, что чаша весов окончательно склонилась в ее сторону. Почему бы не вернуться к старому вопросу о древних иконах? На этот раз должно получиться. Полное и окончательное возвращение святынь рассматривается РПЦ не только как торжество исторической справедливости, но и как символ восстановления ее прежней мощи.

Сильное государство нуждается в сильной церкви. Сколько можно в бирюльки играть с распоясавшейся интеллигенцией? Всяк сверчок знай свой шесток. Вернем то, что принадлежит нам по праву. Отнимем его у тех, кто фактически был хранителем краденного. И пусть российское общество своими глазами увидит, кто в доме хозяин.

Разговор с позиции силы и есть то самое, что неожиданным образом роднит конфликт вокруг «Троицы» с петербургским скандалом по поводу иконописного Сталина.

Почитание бывшего семинариста, ставшего одним из самых кровавых диктаторов современности, носит в православной среде отнюдь не маргинальный характер. Апокрифам, в которых вождь приходит на поклон к святой старице, подставляет локоток дряхлому церковному иерарху и самозабвенно молится святым угодникам в Кремле, несть числа. И все они благоговейно передаются из уст в уста. Хорошо известно, что Сталин был одним из инициаторов уничтожения православия и наверняка добился бы своего, не возникни нужда в церкви как в оплоте патриотизма. Знаменитые «братья и сестры» в его первом военном радиообращении к народу – это вовсе не спонтанный жест верующего человека, а продуманный политический ход. Для ободрения деморализованного народа все средства хороши. Ровно таким же политиканством было послевоенное использование церкви в международной политике. И как только нужда в ней отпала, закончились и кремлевские благодеяния. И все же вопреки очевидным фактам вера в сталинское благочестие не убывает.

Причина ее удивительной живучести в том, что объектом почитания выступает голая сила. Непредсказуемая жестокость тирана вызывает благоговейный страх, его показное благодушие – несказанное умиление. От православия все это очень далеко и, скорее, сродни языческому культу. Сталин не единственный идол в этом капище.

В последние годы в православной среде все чаще раздаются призывы к реабилитации не только вождя всех народов, но и таких зловещих персонажей, как Иван Грозный и Распутин. И не просто реабилитации, а прославлению в ранге святых.

Если послушать их рьяных адептов, именно эти монстры воплощали в себе всю мощь православия, а потому и подвергались хуле со стороны его врагов. Проявлялось ли это могущество в кровавых деяниях Грозного и его коммунистического наследника или в магических подвигах сибирского лжестарца – не суть важно.

Руководство РПЦ подобных настроений не поощряет, хорошо понимая, что историческим уродам не место среди святых. Но то, что их порождает, а именно культ силы, не осуждает. Напротив, играет мускулами в ширящихся конфликтах с музеями, а то и демонстрирует свою силушку всему обществу. Взять, к примеру, идею создания православных дружин, которые покажут безнравственной публике почем фунт лиха. Она была выдвинута как раз во время очередного витка противостояния церкви и интеллигенции.

Скандал с иконой Сталина был замят на корню. Священника, который вывесил ее в храме, судя по всему, ждут неприятности. Но от своего кумира он отрекаться не собирается, простодушно заявляя, что Сталин для него как отец родной.

Остается он отцом родным и для немалого числа российских православных.

Однако вместо того, чтобы всерьез озаботиться этой проблемой, РПЦ занимается силовым самоутверждением в обществе. И волей-неволей льет воду на мельницу тем, кто поклоняется голой мощи, видя в ней единственное проявление божества. И чудится какая-то зловещая насмешка в том, что скандалы в Москве и Петербурге ставят на одну доску величайший из символов православия и деревяшку, на которой неведомый богомаз изобразил одного из главных его гонителей. Того самого, которого многие новомученики российские считали дьяволом во плоти.

Автор – доцент центра изучения религий РГГУ.